Улица Рабочая (Алексей Назаров)

1

              …ведь любят родину не за то,
              что она велика, а за то,
              что она родина.                                 

                            Луций Анней Сенека

Я опять на улице Рабочей,
я опять на родине моей.
Сердце позабыть никак не хочет
этот шелест рослых тополей,
по которым лазил я когда-то
(это были дедушки мои)…
Вот они, стоят… Но нет возврата
в прежние безоблачные дни.

Детство пролетело словно лето.
Край, мой край оставлен навсегда…
Ярок, но недолог свет кометы.
Постоянство – тщетная мечта…
Я живу в трёхкомнатной квартире,
все удобства быта – для меня.
Только сердцу там тесней, не шире,
и живого нет в печи огня.

И когда в тоске я занемею,
то иду паломником сюда.
Дышится здесь чище и вольнее,
и вкусней знакомая вода.
Здесь – мой храм, моя исповедальня,
здесь бы и хотел я умереть.
И пришёл сюда, в такую даль я,
на заветном месте посидеть.

Сяду, от забот своих остыну,
и смотрю с притихшею душой
самую любимую картину:
стадо возвращается домой.
Тёплое, пахучее движенье,
древняя частица бытия…
Возвращенье стада – завершенье
трудового радостного дня.

Ну, пойду… Назад,
                                      туда, где хуже…
(По просторной улице моей
мчит авто, расталкивая лужи,
как спешащий к поезду – людей).
Обернусь: над домиком из тёса,
продолжая ласково шептать,
наклонилась чуткая берёза,
как над колыбелью сонной мать…

2

              Другу детства и соседу по улице Рабочей
             Коливерде Юрию посвящаю

...А помнишь, Юрка, тот мой флигелёк?
Стояли там стиральная машина,
кровать и книги, был чудной замок,
висела деревянная картина.
Я спал всё время в этом флигельке,
когда не спал с тобой на сеновале
иль в маленьком уютном шалашке,
который мы вдвоём сооружали,
поскольку летом – игры допоздна;
придут девчонки: семечки, беседа…
Чтоб не спугнуть родительского сна,
я шёл во флигелёк, там спал всё лето,
на огороде; утром, днём читал,
а вечером во вкопанную бочку
воды, полив закончив, набирал
из старого колодца в одиночку, –
крутя одной рукою барабан,
наращивал свою мускулатуру.
И радовался рыжий пёс Каштан,
когда тебя в калитке видел, Юру.
И снова – игры, смех, девчонки, звук
мне купленного нового баяна,
у лавочки поющих полукруг,
а сзади – подвывание Каштана…

И где всё это? Ровная земля,
ни флигеля, ни кухни летней нету,
ни стайки, ни сарая-"корабля"...
А что – взамен?
Испорчены куплеты
в красивой песне Улицы моей,
сюжет нарушен, добрый изначально,
волшебной сказки Улицы твоей – 
поэтому звучит она печально.
И всё же, Юрка, есть, что вспомнить нам!..
Навеки будут в сердце: двор, печурка,
скворечники, открытые ветрам,
и тот наш флигелёк – ты помнишь, Юрка?..