Мне снился почему то Мичиган....на берегах озер Великих люди.
А ночь сверкнула словно ятаган, разрезав жизнь на "до" и "может будет,"
По клипам разметав и сон,и явь все перемешав, в лицо плеснула...
И это был не прежний я, а некто странный взрослый и сутулый,
Кто говорил на новом языке, но мне он был знаком по прошлым жизням.
Я был Иезекииль, крестил в реке людей на веру. Я скорбил на тризне.
Я слышал стон и плач. Я говорил от имени всевышнего, не зная,
Что это он, любя, мне подарил простор благословенного Синая.
Когда ж пришел покой на краткий миг и миражом растаял образ странный,
Я закричал! Я разумом постиг,откуда на ладонях раны,
И что саднит у левого соска,совсем не от копья порез глубокий,
А страшная смертельная тоска, способная прийти в любые сроки.
Она ведет меня сто тысяч лет, по странным недоступным прочим тропам
И заставляет нежностью болеть, не дав во мне привиться мизантропу.
И я любил! Как многих я любил,вытаивая в них горячим воском.
Дарил себя, хотя еще я был безусым восхитительным подростком.
Но видимо для тех, кто был со мной, я был виденьем морока иного.
Я слышал, как шептали за спиной, любуясь мной:"Красавчик Казанова.."
О сколько женщин, жаждущих девиц, я обласкал. И сам молился каждой!
Я возносил их в небо! Падал ниц! Я утолял в любой пустыне жажду...
Моя ночная сущность-тихий бред, срывающий покровы с прежних ликов.
Я жил когда то в маленьком дворе, заросшем резедой и повиликой.
В сандалиях, а чаще босиком, бежал на берег солнечного моря,
Где ждал меня, сверкая плавником, дельфин.Я звал его совсем как друга-Лорри.
Мы плавали ,ныряли, я искал, из раковин вытаскивая жемчуг.
Потом лежал на жарком камне скал.И не боялся дочерна обжечься.
Я был тогда мальчишкой лет семи.Меня любили солнце,море,ветер.
Мы жили, я и мама, и семьи, дружнее нас, не видели на свете.
Но мир однажды жестко полоснул, пятная белый цвет кроваво-алым,
Казалось мне-, я попросту уснул, но тут позвал в больнице кто-то:
"Малый, поди сюда!" и вспыхнул черный мрак.И влез горячий лед тоской под кожу,
Когда хирург сказал:"У мамы рак. Прости. Ее спасти никто не сможет.."
А мама не хотела умирать. Когда ж совсем врачи рукой махнули,
Она возненавидела кровать, пыталась спать на жестком старом стуле,
Поставленном у самого окна и,никогда не верившая в Бога,
Молила: " Боже, пусть придет весна и станет потеплей земля немного."
Какой невыносимо вязкий век!...я в нем тону,пугаясь этой тины.
Ну кто в моей рисует голове, чужих страстей столь яркие картины?
Тот человек, в чьей шкуре я живу сейчас,когда ложатся эти строчки,
Кто он такой? Какой он наяву? Зачем нужны мне чьи-то заморочки,
Когда своих давно не перечесть...Тот, кто мои виденья ладит в строфы,
Мне говорит: «Коль дар от Бога есть, неси свой крест с рожденья до Голгофы!»
(НИКИТА ТУМАНОВ)
Свежие комментарии