День августовский тихо таял
В вечерней золотой пыли.
Неслись звенящие трамваи,
И люди шли.
Рассеянно, как бы без цели,
Я тихим переулком шла.
И — помнится — тихонько пели
Колокола.
Воображая Вашу позу,
Я всё решала по пути:
Не надо — или надо — розу
Вам принести.
И всё приготовляла фразу,
Увы, забытую потом!
И вдруг — совсем нежданно! — сразу —
Тот самый дом.
Многоэтажный, с видом скуки...
Считаю окна, вот подъезд.
Невольным жестом ищут руки
На шее — крест.
Считаю серые ступени,
Меня ведущие к огню.
Нет времени для размышлений!
Уже звоню.
Я помню точно рокот грома,
И две руки свои, как лед.
Я называю Вас. — Он дома,
Сейчас придет.
Пусть с юностью уносят годы
Всё незабвенное с собой!
Я буду помнить все́ разводы
Цветных обой.
И бисеринки абажура,
И шум каких-то голосов,
И эти виды Порт-Артура,
И стук часов.
Миг, длительный по крайней мере —
Как час. Но вот шаги вдали.
Скрип раскрывающейся двери —
И Вы вошли.
И было сразу обаянье.
Склонился, королевски-прост.
И было страшное сиянье
Двух темных звезд.
И их, огромные, прищуря
Вы не узнали, нежный лик,
Какая здесь играла буря
Еще за миг!
Я героически боролась,
— Мы с Вами даже ели суп! —
Я помню заглушенный голос,
И очерк губ,
И волосы, пушистей меха,
И — самое родное в Вас! —
Прелестные морщинки смеха
У длинных глаз.
Я помню — Вы уже забыли! —
Вы — там сидели, я — вот тут.
Каких мне стоило усилий,
Каких минут —
Сидеть, пуская кольца дыма,
И полный соблюдать покой...
Мне было прямо нестерпимо
Сидеть такой!
Вы эту помните беседу
Про климат и про букву ять?
Такому странному обеду
Уж не бывать.
Вполоборота, в полумраке
Смеюсь, сама не ожидав:
«Глаза породистой собаки...
Прощайте, граф!»
Потерянно, совсем без цели,
Я темным переулком шла.
И, кажется, уже не пели
Колокола.
17 июня 1914
В вечерней золотой пыли.
Неслись звенящие трамваи,
И люди шли.
Рассеянно, как бы без цели,
Я тихим переулком шла.
И — помнится — тихонько пели
Колокола.
Воображая Вашу позу,
Я всё решала по пути:
Не надо — или надо — розу
Вам принести.
И всё приготовляла фразу,
Увы, забытую потом!
И вдруг — совсем нежданно! — сразу —
Тот самый дом.
Многоэтажный, с видом скуки...
Считаю окна, вот подъезд.
Невольным жестом ищут руки
На шее — крест.
Считаю серые ступени,
Меня ведущие к огню.
Нет времени для размышлений!
Уже звоню.
Я помню точно рокот грома,
И две руки свои, как лед.
Я называю Вас. — Он дома,
Сейчас придет.
Пусть с юностью уносят годы
Всё незабвенное с собой!
Я буду помнить все́ разводы
Цветных обой.
И бисеринки абажура,
И шум каких-то голосов,
И эти виды Порт-Артура,
И стук часов.
Миг, длительный по крайней мере —
Как час. Но вот шаги вдали.
Скрип раскрывающейся двери —
И Вы вошли.
И было сразу обаянье.
Склонился, королевски-прост.
И было страшное сиянье
Двух темных звезд.
И их, огромные, прищуря
Вы не узнали, нежный лик,
Какая здесь играла буря
Еще за миг!
Я героически боролась,
— Мы с Вами даже ели суп! —
Я помню заглушенный голос,
И очерк губ,
И волосы, пушистей меха,
И — самое родное в Вас! —
Прелестные морщинки смеха
У длинных глаз.
Я помню — Вы уже забыли! —
Вы — там сидели, я — вот тут.
Каких мне стоило усилий,
Каких минут —
Сидеть, пуская кольца дыма,
И полный соблюдать покой...
Мне было прямо нестерпимо
Сидеть такой!
Вы эту помните беседу
Про климат и про букву ять?
Такому странному обеду
Уж не бывать.
Вполоборота, в полумраке
Смеюсь, сама не ожидав:
«Глаза породистой собаки...
Прощайте, граф!»
Потерянно, совсем без цели,
Я темным переулком шла.
И, кажется, уже не пели
Колокола.
17 июня 1914
стихотворение посвящено умирающему Петру Эфрону
Свежие комментарии